Там и земли лучше, и климат. Потому что там — свои, а мы — чужие. И в Азии мы чужие.

— Успокойся, Сережка, — мягко одернула меня Виталина.

— Я здоров, свеж, светел. Ну, и чего так дико Боюсь будущего, аж дышу тихо? — процитировал я в ответ.

— Главное кнопку не нажми, когда выдадут, — хрюкнула Вилка.

— Да ну, что я, социопат чтоли? — отмахнулся я.

— Немножко осталось, — напомнила она.

— Последний рывок, — подтвердил я. — Сейчас на приеме потерпеть, завтра в телеке потерпеть, почти совсем немножко потерпеть на концерте — и все, японские каникулы окончены.

Вернувшись «в номера», убили время привычным приятным способом, нарядились и отправились встречать дорогих — будь они трижды неладны — гостей.

Императорский кортеж прибыл с крайне деликатным опозданием в четыре секунды — я считал, да — с положенной полицейской мотоциклетной охраной и кучей япошек в гражданском. Из лимузина выбирались всей семьей — сам Хирохито со своей женой Кодзюн (страшная и кривозубая) и сыном — наследным принцем Акихито, который после папеньки благополучно воссядет на трон в крайне пожилом возрасте. С этой династией у меня никаких комбинаций (пусть и неосознанно) провернуть не получится — не допустят. Да и смысла нет — «маскоты» они «маскоты» и есть.

Хирохито уже шестьдесят девять лет — почти ровесник двадцатого века. Императрица чуть младше, а вот Акихито выглядит гораздо бодрее — тридцать пять лет ему. Называть придется «принцем Цугу» — япошки монаршую персону трижды переименовывают: сначала при рождении, потом — после коронации, и, в самом конце, выдают посмертное имя. Сам Акихито после воцарения будет много извиняться за воинствующий империализм, и я даже не знаю что хуже — забить или вот так, историческую память расчесывать. Но нам извиняться нельзя точно — любое покаяние СССР воспримут как подтверждение совершенных кровавыми коммуняками преступлений. Американцы, например, никогда не извиняются, а просто меняют говорящую голову. Второе нам не подходит — вертикаль власти специфическая, но на тему первого доклад «куда следует» уже отправлен. Да нам на самом деле и не за что — мы на этой планете силы добра представляем!

Последним из лимузина на свет божий явил свою фашистскую рожу Ясукихо. Зачем приперся? Себя показать? Пофиг, кланяемся и терпим.

Монаршая семья отвесила поклон ответный, затем мы обменялись рукопожатиями и поцелуями в ручку — последнее актуально для дам. Императрица пахнет «Шанелью», так и запишем.

Сначала гостей поприветствовал товарищ посол, затем — я. Оба напирали на большую честь. Монархи ответили тем же, и мы пошли внутрь — придаваться обжираловке, немножко пить сакэ (мне нельзя) и разговаривать:

— Скажи, Тукачеву-сенсей, как у тебя в столь юном возрасте получается сочинять такие великолепные песни? — вопросил Хирохито.

— Похвала от представителя самой древней правящей династии на планете — о таком я не смел и мечтать, — почти честно ответил я.

Потому что правда неожиданно.

— Я много читаю и разговариваю с людьми, — перешел к ответу «по существу». — Вселенная даровала мне хорошее воображение, поэтому сначала я представляю человека — его жизнь во всех тяготах и радостях — и начинаю размышлять о том, какую песню он мог бы спеть. Так что в какой-то степени эти песни не совсем мои.

— Твой японский очень хорош, — отвесил комплимент принц Ясухико.

— Огромное спасибо, Ясухико-доно, — отвесил благодарный поклон. — Это — еще одна драгоценная похвала от представителя правящего дома, и я навсегда сохраню ее в своем сердце.

И так далее, на протяжении трех предельно унылых часов. Гребаные приемы, гребаный протокол — отпустите меня уже, пожалуйста. При прощании уже и лицемерить не приходилось — был реально счастлив тому, что пытка закончится:

— Мои помощники рассказали, что завтра ты споешь для Японии сам, — проявил информированность Хирохито.

— Ваши помощники не врут, — подтвердил я. — Я стараюсь отдавать песни тем, у кого получается исполнять их гораздо лучше меня, но изо всех сил постараюсь не оскорбить вашего слуха, — и коронная детская улыбка. — Это очень эгоистично, и мне за это очень стыдно, но я просто не мог упустить возможности спеть для самого Императора Японии.

Фашиствующий старпер проникся, судя по лоснящейся от умиления роже едва удержался от того, чтобы ущипнуть меня за щечку, и они наконец-то свалили.

И еще один день этой удручающе-длинной и душной во всех смыслах командировки вычеркиваем. А я-то еще считал, что в Корее плохо — там хоть по колхозам и фабрикам возили про Кима слушать!

Глава 8

К походу на канал NHK я был готов как никогда — последний день вне дома, завтра под ногами уже будет родная земля, вокруг — родные люди, а лицо — свободно от надоевшего «намордника». Ну разве это не повод для радости?

Изначально я хотел себе прямой эфир, но старшие товарищи отговорили — мало ли что? Но это ладно, с «мало ли что» я бороться уже привык, поэтому решающим аргументом в моем согласии на обычные съемки стала угроза продлить пребывание в Японии еще на день — иначе на время концерта накладывалось. Пришлось обойтись дополнительным соглашением формата «ничего не вырезать и не выдергивать из контекста».

— Доброе утро, Ткачев-сенсей, — низко поклонился мне ведущий, приятный на вид упитанный лысеющий японец средних лет в дорогущем костюме. — Ваш визит — большая честь для нас. Меня зовут Хидеки Камия, я — ваш сегодняшний интервьюер.

С произношением фамилии заморочился, какой молодец.

— Доброе утро, Хидеки-сенсей, — я поклонился не так глубоко. — Побывать на главном японском канале — огромная честь для меня.

Тут у них любой достигший профессиональных высот человек имеет право именоваться «сенсеем».

Ведущий провел нас с охраной в гримерку, где пожилая японка поработала над моим лицом, пока ведущий выражал опасения:

— Обычно мы заранее предоставляем нашим гостям список вопросов, но вы отказались.

— У меня большой опыт публичных выступлений, Хидеки-сенсей, — проявил я нескромность. — Не волнуйтесь, это — мое решение, и всю ответственность за него я буду нести сам.

Япошка покивал и без нужды меня успокоил:

— Я позволю себе напомнить, что это — не прямой эфир, а обычные съемки, поэтому, если вам будет нужно дополнительное время обдумать ответ или, например, сходить в туалет, вы можете прервать запись в любой момент.

— Спасибо за заботу, Хидеки-сенсей, — поблагодарил я.

Забавно — ведущий волнуется еще больше меня.

— Могу ли я попросить вас воздержаться от резких заявлений в адрес крупных политических деятелей? — наконец-то решился он задать главный вопрос.

— Вопросы будете задавать вы, Хидеки-сенсей, — улыбнулся я его отражению в зеркале.

Журналюга просветлел и заметно расслабился. Вот такие у них СМИ — очень стараются никого не обидеть.

Бабушка-гример закончила, и мы отправились в студию. Никаких живых зрителей — не ток-шоу же. Обстановка — стол с двумя стульями на фоне баннера с видом на ночной Токио. Мы уселись, осветители зажгли софиты. А не так плохо — работает кондиционер, поэтому температура почти терпимая.

— Мотор! — скомандовал режиссер.

Я натянул на рожу вежливую улыбку — так до конца интервью и просижу.

Ведущий бодро протарахтел подводку с ключевыми словами «большая честь», «уникальное дарование» и «Император». Далее мы раскланялись, обменялись рукопожатием, и я оттарабанил ответные формальности на тему большой чести.

Первый вопрос был платиновым, и касался моих впечатлений от визита в Японию. Ответы труда не составили, и я перечислил посещенные достопримечательности, не забыв сымитировать расстройство из-за пропущенного Национального музея. Ведущий моментально сориентировался и предложил приехать в Японию снова.

— Я еще молод, поэтому не стану исключать такой возможности, — отмазался я.

— Скажите, Ткачев-сенсей, какие эмоции вы испытали, получив письмо от нашего многоуважаемого императора Хирохито?

— Прежде всего я сильно удивился, — честно признался я. — Я даже не предполагал, что такой тонкий ценитель музыки как его величество обращает внимание на эстрадную музыку — вчера, во время его визита в наше посольство, что для всех нас — огромная честь, мы много говорили о классике. Познания вашего многоуважаемого императора и его семьи привели меня в восторг. Я изо всех сил буду стараться достичь его уровня музыкальных познаний.

Радуйтесь, верноподданические холуи, мне лицемерия не жалко, если за него Советские граждане получат много клёвых штук, которые сделают их жизнь лучше.

— И, само собой, похвала представителя древнейшей правящей династии на планете — невероятная честь для меня. Я считаю, что любым делом нужно заниматься с полной самоотдачей, поэтому и дальше буду стараться изо всех сил.

— Очень японский подход,